1) заявку на участие в конференции

Е.А. Осокина (Москва)

АЛЬФА И ОМЕГА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

«Ныне уразумели они, что всё, что Ты дал Мне, от Тебя есть,

ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли,

и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя,

и уверовали, что Ты послал Меня».

(Ин 17:7-8)

A и W – крайние буквы греческого алфавита – значимы для филолога (так называли в Риме христианина (Рим 16:15) как слова Христа, переданные Иоанном Богословом (Откр 1:8): «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель». (Откр 1:8, 21:6) – «… жаждущему дам даром от источника воды живой», (Откр 22:13) «… Первый и Последний». Соединение начала и конца в Иисусе Христе есть Истина – сущее всегда, т.е. вечное и дОлжное. То, что за пределами вечного, – иное, другое. Достоевский говорит [23:145]: «Но, разумеется, никогда нам не исчерпать всего явления, не добраться до конца и начала. Концы и начала – это всё ещё пока для человека фантастическое». Неведомое, невероятное, с трудом понимаемое, так как является особой системой внутри общепринятой. Но стоит только прислушаться, и тайное становится явным. И это вечное познание. Для нас сейчас оно актуально, потому что мы еще только возвращаемся к нашим основам, утерянным и поруганным в период гонений на Церковь в XX-м веке. Было утеряно самое главное – православная основа жизненного уклада, определяемого годовым, недельным и суточным укладом Церкви. Это было настолько обычно и понятно для тех людей, жизнь и сознание которых были сформированы и пропитаны церковным календарем и богослужением, и настолько непонятно и непривычно для нас, что мы не в состоянии правильно воспринимать и понимать ни жизнь того человека, ни культуру, ни художественную литературу без знания этих основ и богослужения в общем и частном. А освоить все это очень непросто. Поэтому надо говорить о любых прозрениях новозаветного благодатного Слова. Но не все так печально, есть и положительное в нашем обращении к Слову и обретении Его заново: при подходе к художественной литературе со стороны филологического знания, со стороны узнаваемого церковного обряда и православного богослужения, мы можем видеть Красоту Слова извне, мы можем видеть какие-то скрытые творческие тонкости авторского мастерства при создании своих произведений, творческую лабораторию в частном и целом.

Начало литературы – буквально записанного Слова – как со-творчества Божественному творению, само творчество – есть тайна и таинство. Значимость Слова связана с вечным Воскресением Христовым – Пасхой и звучит началом первого зачала на Пасхальной литургии: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». И далее содержание т.н. пролога Евангелия-апракос известно всем. Стих 14-й гласит: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины», – что означает воплощение Божественной полноты и Совершенство. (Ин 1:16-17) «И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать, ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа». Почти так же названо древнерусское произведение середины XI века, начинающее русскую литературу – «Слово о законе, Моисеом даннем ему, и о благодати и истине, Иисус Христом бывшим, и како закон отиде, благодеть же и истина всю землю исполни, и вера в вся простреся и до нашего языка рускаго, и похвала кагану нашему Влодимеру, от него же крещении быхом, и молитва к Богу от всеа земля наша» митрополита Илариона. В самом названии уже видна содержательная форма этого прекрасного произведения, высокохудожественного, написанного по всем законам высокого искусства, основанное на гимнографии, являющее собой новое, оригинальное русское произведение в том числе и художественной литературы – оно было написано специально для произнесения в храме, при присутствии великого князя Ярослава и его жены Ирины. Смысл и структура «Слова…», являясь частью богослужения, соотносятся с ним как в целом так и в каждой составляющей его части. [Осокина, 10]. Цельное, имеющее начало и конец, трехчастное – как и литургия, состоящее из молитвы, акафистного кондака, памяти и похвалы, антифона, канона, т.е. всех тех форм поэзии, которые представлены в богослужении; устроено по принципу параллелизма – древнейшему поэтическому приему, представленному еще в псалмах. Этот поэтический принцип псалма использовался для создания тропарей и стихир – небольших гимнографических форм, используемых для создания более крупных – канона и кондака, причем структура малой формы, содержательно происходящая из важнейшей части литургии: суть – основа-образец – актуализация – цель-причастие.

В литературном художественном произведении, т.е претворенные авторской интенцией, эти формы, будучи используемы как образец, реализуются несколько иначе, но с сохранением знакового смысла образца в соотнесении темы и структуры малых и больших форм. Развертывание тезиса, актуализация вплоть до реализации метафоры и фразеологического единства, повтор на разном формальном уровне – звука, слова, высказывания, текста, произведения. Для творчества Достоевского, которое все выстроено на основополагающих принципах православного богослужения, – это высокий смысл христианского служения через покаяние и причастие и формальные художественные приемы воплощения идеи – это параллелизм всех видов, амплификация, градация, характеризм, – всё это представлено в Комментарии к словарной статье в Словаре языка Достоевского (Идиоглоссарии) в зоне СЧТ2 в виде фигур речи.

Данное Богом и обретенное человеком во всей полноте Слово творческим началом автора начинает развертываться в словесную новую форму, достигая совершенства. Тогда авторское словесное искусство, в письменном своем виде получившее название «литература», записанное творение или художественная литература, достигает наивысшей точки, соединяя в себе вечную сущность и актуальное воплощение, и тем самым исполняя волю Бога Творца – Слово становится плотию, что есть совершенство, для художественной литературы – граница возможного, предел. «Но в том и великое, что тут тайна, – что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе. Пред правдой земною совершается действие вечной правды». («Братья Карамазовы». Из Жития старца Зосимы) [ 14, 265]

Ф.М. Достоевского весьма занимала эта тема «исполнения миссии» принесения миру вести о спасении, о чем свидетельствуют его отметки в евангелии, бывшем с ним на каторге. Евангелие от Иоанна, откуда это зачало, все испещрено его значками, особенно по этому вопросу. И если «альфой» русской литературы можно считать «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, то «омегой» – «пятикнижие» Достоевского, в том числе «Братьев Карамазовых», как завершающее его произведение, представляют собой ту совершенную форму, после которой уже ничто не может быть, «что начало быть», а только что-то другое, новое.

При заявлении такого тезиса, возникает проблема его истинности и понимания этого. Между тем возможности понимания – «имеющий ухо да слышит» (Откр 2:7, 11, 17, 29; 3:6, 13, 22) – ограничены нашей непросвещенностью. Чтобы можно было принять мои заявления, мне должно ввести вас в систему этих представлений. Для кого-то это не проблема, он понимает, о чем речь, кто-то не захочет понять в принципе, и тут возникает еще одна проблема – проблема абсурда как системы в системе (а не нелепость) – и возможности выхода за пределы этой системы, то есть понимания, но для этого и надо пытаться указывать на формальные, зримые, всем видимые доказательства.

Нет ничего удивительного в том, что в осмыслении больших по форме произведений Достоевского невозможно обойтись без терминологии Типикона – принципов богослужебного устава, – ибо вне этой терминологии и понятий невозможно получить верное представление о том, что было сделано Достоевским, а именно: воплощение формы богослужения – суточного и годового – в литературно-художественную форму на уровне структуры, лексики и темы. [Осокина, 13]

Говоря о терминологии типикона, я пытаюсь донести ту мысль, что невозможно адекватно говорить о феномене Достоевского иноязычными терминами советской литературоведческой школы. Есть другие слова, и они есть в типиконе, описывающем чин православного богослужения годового, недельного, суточного. Уже назывались работы, посвященные этой проблеме, и есть прекрасная диссертация иеромонаха Симеона (Томачинского) о «Выбранных местах…» Н.В. Гоголя, где только через великопостное недельное последование можно верно понять это не принятое современниками творение Гоголя, понять его структуру и содержание. Важно ставить вопрос или задание для правильного проникновения в сущность текста, например: почему для «Сна смешного человека» и монолога Версилова в «Подростке» Достоевский выбирает в качестве основной тему не читаемого на службе Иак 1:15-16? (Оно читается в Западной церкви на 6-й рядовой неделе во вторник.) И тогда выводы будут совсем другие, как и подход к изучению.

О присутствии литургических цитат в том или ином произведении Достоевского уже говорилось [доклады и публикации В.Н. Захарова, И.А. Есаулова, Т.А. Касаткиной, Ф.Б. Тарасова, А.С. Серопяна]. В своих работах я пыталась показать, как структура службы, представленная как литературная форма, т.е. определенное последование различных составляющих богослужение форм, в системе годового, недельного и суточного богослужебного круга, формирует и наполняет особым смыслом художественное произведение, которое и воспринимать, и понимать надо во всей целокупности и взаимозависимости этих частей и форм.

Круговая композиция тематически, хронографически и структурно соотносится с формой годового и суточного богослужения – это несомненно. [Осокина, 13]

Как Достоевский-художник превращает эту бесконечно варьируемую подвижную структуру, существующую в суточном и годовом времени, еще предстоит показать. Но некоторые приемы можно назвать и сейчас. Например, повтор – основной структурообразующий прием на различных уровнях текста, заставляющий воспринимать текст разносторонне (в общем) и глубоко (в частном). Это параллелизмы на уровне звука, слова, синтагмы, периода, абзаца, произведения [Осокина, 10].

Конечно, толкование Пятикнижия еще не исчерпано, и это трудная, но увлекательная работа. Но можно рассматривать и все художественное наследие Достоевского в едином целом, целокупности и всеохватности. Для этого необходимо перечитывать собрание сочинений уже с более полным жизненным знанием. При таком обратном ходе открываются невидимые прежде связи начала и конца, которые были предопределены в творчестве Достоевского. Так БЛ, представившие писателя читателю, связаны с ЗП и Пд, Хз имеет повторы и развертывание в ПН, СС погружает нас в атмосферу Ид [А.С. Серопян], и это далеко не все соотнесения.

_{Молодой человек,
доживая срочное время, с сожалением думал о старом угле и досадовал на то,
что приходилось оставить его: он был беден, а квартира была дорога. На другой
же день после отъезда хозяйки он взял фуражку и пошел бродить по
петербургским переулкам, высматривая все ярлычки, прибитые к воротам домов, и выбирая дом почернее,
полюднее и капитальнее,
в котором всего удобнее
было найти требуемый угол у
каких-нибудь бедных жильцов. Он уже
долго искал, весьма прилежно, но скоро новые, почти незнакомые ощущения
посетили его. Сначала рассеянно
и небрежно, потом со вниманием, наконец с сильным любопытством
стал он смотреть кругом себя. Толпа и уличная жизнь, шум,
движение, новость предметов, новость
положения - вся эта мелочная жизнь и обыденная
дребедень, так давно
наскучившая деловому и занятому
петербургскому человеку, бесплодно, но хлопотливо всю жизнь свою отыскивающему средств
умириться, стихнуть и успокоиться где-нибудь в теплом гнезде, добытом трудом,
потом и разными другими средствами, - вся
эта пошлая проза и скука возбудила
в нем, напротив,
какое-то тихо-радостное,
светлое ощущение. Бледные щеки его стали покрываться легким румянцем, глаза
заблестели как будто новой надеждой, и он с жадностью, широко стал вдыхать в
себя холодный, свежий воздух. Ему сделалось необыкновенно легко. Он всегда вел жизнь тихую, совершенно
уединенную. Года три назад, получив свою ученую степень и став по возможности
свободным, он пошел к одному старичку, которого доселе знал понаслышке,
и долго ждал, покамест ливрейный
камердинер согласился доложить о нем в другой раз. Потом он вошел в высокую,
темную и пустынную залу, крайне скучную, как еще бывает в старинных,
уцелевших от времени фамильных, барских домах, и увидел в ней старичка,
увешанного орденами и украшенного сединой, друга и сослуживца его отца и
опекуна своего.}_[_{«Хозяйка». 1, 264}_]

Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех (молитвенное состояние), что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься.

Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий взор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, - нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

«На какое дело хочу покуситься и в то же время каких пустяков боюсь! – подумал он с странною улыбкой. – Гм… да… всё в руках человека, и всё-то он мимо носу проносит, единственно от одной трусости… это уж аксиома… Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся… А впрочем, я слишком много болтаю». [«Преступление и наказание». 6, 5]

В ПН заявлен отход от Бога – начало, с перевертыванием молитвы «Отче наш» [6, 5]:

«Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив; но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию. Он до того углубился в себя и уединился от всех [молитвенное состояние – Е.О.], что боялся даже всякой встречи, не только встречи с хозяйкой. Он был задавлен бедностью; но даже стесненное положение перестало в последнее время тяготить его. Насущными делами своими он совсем перестал и не хотел заниматься.

Никакой хозяйки, в сущности, он не боялся, что бы та ни замышляла против него. Но останавливаться на лестнице, слушать всякий взор про всю эту обыденную дребедень, до которой ему нет никакого дела, все эти приставания о платеже, угрозы, жалобы, и при этом самому изворачиваться, извиняться, лгать, – нет уж, лучше проскользнуть как-нибудь кошкой по лестнице и улизнуть, чтобы никто не видал.

Впрочем, на этот раз страх встречи с своею кредиторшей даже его самого поразил по выходе на улицу.

Молитва «Отче наш» из евангелия Достоевского (Мф 6, 9-13) [Евангелие ..]:

Отче нашъ, сущiй на небесахъ!

Да святится имя Твое;

да будетъ воля Твоя, и на землl, какъ на небl;

хлlбъ нашъ насущный дай намъ

на сей день;

и прости намъ долги наши, какъ и мы прощаемъ должникамъ нашимъ;

и не предай насъ искушенiю, но избавь насъ отъ лукаваго.

Ибо Твое есть царство, и сила, и слава во вlки.

Аминь.

и к концу [6, 321]: «Я… я захотел осмелиться и убил… я только осмелиться захотел, Соня, вот вся причина! – О, молчите, молчите! – вскричала Соня, всплеснув руками. – От Бога вы отошли, и вас Бог поразил, дьяволу предал!..», и к концу: «Он [Раскольников] даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…» Эта тема проходит через все романы – Ид 453 [речь князя Мышкина у Епанчиных: И наши [русские – Е.О.] не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак не замечая, что уверовали в нуль. Такова наша жажда! «Кто почвы под собой не имеет, тот и Бога не имеет» <...> Он [купец из старообрядцев – Е.О.] сказал: «Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался». [хлыстовщина, нигилизм, иезуитизм, атеизм] <...> Покажите ему [русскому человеку – Е.О.] в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским Богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий вырастет перед изумленным миром <...>»], Пд 375 [рассуждения Версилова], Тх 21-22 [исповедь Ставрогина]. В БКа [15, 83] чёрт воспроизводит слова Ивана Карамазова из статьи «Геологический переворот»: «[новые люди в Европе] полагают разрушить всё и начать с антропофагии. Глупцы, меня не спросились! По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге, вот с чего надо приняться за дело! <...> Раз человечество отречется поголовно от Бога <…>, то само собою, без антропофагии, падет всё прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит всё новое». В конце романа Дмитрий Карамазов перед вынесением приговора говорит: «Коли пощадите, коль отпустите – помолюсь за вас. Лучшим стану, слово даю, пред Богом его даю. А коль осудите – сам сломаю над головой моей шпагу, а, сломав, поцелую обломки! Но пощадите, не лишите меня Бога моего, знаю себя: возропщу!»

Помимо таких соотнесений, есть еще представление о неизменных, повторяющихся темах и сюжетах, которые пронизывают все произведения и особым образом организуют структуру «пятикнижия» с отсылкой ко всем другим произведениям от начала творчества. Это набор(©) сюжетов и тем, связанных:

· с незаконнорожденным героем,

· с погубленным ребенком,

· с насилием над девочкой,

· с красивой женщиной,

· с содержанством,

· со снами,

· с несостоявшимся или тайным браком,

· с поруганием невесты и жениха,

· с подброшенным младенцем,

· с убийством и самоубийством,

· с поединком,

· с предательством (в библейском смысле),

· со смутой (возникновением и устроением),

· со скандалом,

· с ложью,

· с деньгами,

· с игрой и игроками,

· с кровью (наличие и количество),

· с судом (с аллюзией Страшного суда),

· с отцом и сыном,

· с детьми (малыми и злыми),

· с воспитанием на стороне,

· с «идеей упорства и непрерывности»,

· со значительным письмом,

· со снами,

· с лошадкой и лошадьми,

· с фантазией и фантастическим,

· с «сквозными» именами,

· с русской идеей и русским,

· с Любовью – всепоглощающей и животворящей.

Чин каждой службы имеет постоянную структуру и изменяемые части, что позволяет делать вставки больше или меньше, не нарушая целого. Но как только мы попытаемся что-то проанализировать поступательным путем, делая «срез», мы неизбежно столкнемся с упрощением этого многомерного следования до двухмерности синхронии или диахронии. Понимать можно или от частного к целому, или от целого к частному, но в целом.

Единая идея, соединяющая «пятикнижие» воедино, в одну большую форму, в одно последование, создает круговую форму. О наличии единой идеи для пяти произведений говорится в академическом ПСС в послесловии к «Братьям Карамазовым» [15: 402–410, 411–415], где приведены фактические подтверждения единого замысла. Можно представить и следующие наблюдения.

В текстах Достоевского во второй трети XIX в. базовая составляющая – а это вся библейская лексика – не воспринимается из-за своей естественности для сознания и культуры. Воспринимается и оценивается тот лексикон и те реалии, которые являются экстраординарными, выходящими за пределы христианско-православной основы – это бытовой, нигилистический, психологический, сниженный социальный пласт, формирующий представление о Достоевском как о бытовике-детективщике, психологе, реалисте, выставляющем напоказ все закоулки человеческой души, и т.д. Откуда же возникает такая оценка, как «пророк», с явной отсылкой к библейскому тексту? Дело в том, что Достоевский как настоящий мастер и «гений искусства» (по словам В.В.Набокова) направляет сознание проницательных и обладающих знанием читателей к базовому для того времени тексту невербальными средствами, а именно:

1) сюжетом – интрига разворачивается вокруг и в связи с размышлениями об Истине и Христе;

2) структурой фразы – это фигуры речи: параллелизм, амплификация, парцелляция, характеризм и градация, – и структурой как одного произведения, где структура службы является основой для литературной формы, так и нескольких, воспринимаемых в едином целом и соотносимых с богослужебными кругами.

Таким образом создается основа двойственного восприятия читателем: поверхностный психологически-бытовой уровень, сквозь который видится глубинный, вечный, составляющий основу бытия. И эта двойственность восприятия закрепляется и передается в культуре от одной формы – другой. Это же способствует и формированию – при желании – двойственного облика и самого писателя. Но в вечном круге бытия, в Культуре и в сознании и душах просвещенных носителей своей культуры Достоевский всегда пророк и провозвестник Истины и Христа, певец человека – творения Божия.

Таким образом Достоевский, используя в качестве матричной богослужебную основу для своих произведений, исподволь обращает наше сознание к основам литературы и культуры. Главное – видеть и слышать и иметь слова, чтобы высказать. «В начале было Слово», и «Слово стало плотию» – вот это и есть пределы литературы, её «Альфа и Омега».

26.09.2011 г.

ЛИТЕРАТУРА

Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.
Проблемы поэтики Достоевского // М.М.Бахтин. Собрание сочинений. Т.6. – М., 2002.
Грифцов Б. Эстетический канон Достоевского // Вопросы литературы, 2005, № 2.
Федор Достоевский. 1821-1881 // Владимир Набоков. Лекции по русской литературе. – М.: Независимая газета, 1996. С.173-219.
Лукин В.А. Кризис и текст // Русское слово в русском мире – 2005. М., 2006. С.126-167.
Достоевский. Жизнь и творчество // Мочульский К.В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. – М., 1995. С. 217-549.
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Л. “Наука”. 1972–1986.
Мансветов И. Церковный Устав (Типик), его образование и судьба в греческой и русской церкви. М. 1885.
Никольский К. Пособие к изучению Устава Богослужения в Православной церкви. – СПб., 1874.

10. Осокина Е.А. ПАРАЛЛЕЛИЗМ: РИТОРИКА ИЛИ ПОЭТИКА, ПРОЗА ИЛИ СТИХ, ОСОБЫЙ ПРИЕМ ИЛИ СИСТЕМА? // lenazar.narod.ru/ СТАТЬИ.

Осокина Е.А. ЛЮБИТЬ ИЛИ НЕ ЛЮБИТЬ ДОСТОЕВСКОГО (Наблюдения над чтением и восприятием текста) // lenazar.narod.ru/ СТАТЬИ.

12. Осокина Е.А. ЕЩЕ РАЗ О ЛЮБВИ И НЕЛЮБВИ К

ДОСТОЕВСКОМУ: В.НАБОКОВ О ДОСТОЕВСКОМ // lenazar.narod.ru/ СТАТЬИ.

13. Осокина Е.А. МЕСТО «ВЕЛИКОГО ИНКВИЗИТОРА» В КРУГЕ ПЯТИ

КНИГ // lenazar.narod.ru/ СТАТЬИ.

14. Словарь языка Достоевского. Вып. 1, с. XXXVI. Здесь же приводятся критерии, по которым осуществляется отбор идиоглосс.

15. Евангелие Достоевского. [В 2-х т. Т.1]: Личный экземпляр Нового Завета 1823 года издания, подаренный Ф.М. Достоевскому в Тобольске в январе 1850 года. – М.: Русскiй Мiръ, 2010. С.32.