Глинские чтения 2007

 

Вера делает народ единодушным, язык – единомысленным:

язык как средство воспитания народа

 

Е.А.Осокина,

ИРЯ им.В.В.Виноградова РАН

 

ФИЛОЛОГИЯ МОЖЕТ СТАТЬ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕЙ

 

            Речь идет о любви к слову и русскому языку, без чего не может быть сформировано национальное сознание, без чего оно не может быть выражено. Современная ситуация с русским языком такова, что необходимо сделать его идеей времени. Поэтому очень существенно то, что 2007 год по Указу президента России был объявлен «годом русского языка». Но одного года для того, чтобы исправить ситуацию с русским языком, недостаточно. Может быть, имеет смысл вернуться к пятилетке или декаде русского языка, чтобы наконец обратить взоры людей на свой родной язык, помочь увидеть «слово» и полюбить его. Именно любовь к слову поможет сделать народ, говорящий на русском языке, единомысленным.

           

            Любовь к слову позволяет различать и свои чувства и поступки, и своего ближнего. Любя человека, мы видим не тень, не сплошную массу, а душу и облик каждого. Так и со словом: любя слово, мы будем видеть каждое слово и понимать его смысл, понимать, почему в данном случае употреблено именно это слово, а не другое, мы должны различать плохое и хорошее, доброе и злое слово и, зная силу слова, не давать жизни плохому и темному. Особенно это важно при формировании сознания у ребенка, когда тот одновременно учится думать и говорить. Понятно, что именно словом мы закладываем основу мышления и мировосприятия. Если сознание будет формироваться под воздействием темного месива, то оно и будет темным, а если у рождающегося сознания будет источником прекрасное Слово, то и сознание будет ясным и светлым.

 

            Как этому научиться? Как воплотить в жизнь изначальный интерес к словесной красоте? Безусловно, важна роль образца, роль наставника, учителя с самых первых дней обучения. И прежде всего, это родители, которые вводят ребенка в мир, и учитель, который помогает формировать сознание, обучая и приобщая к вечным ценностям.

 

Ничто так не воздействует, как личный пример. Если прислушаться к тому, о чем и как говорят дети и взрослые на улице, в транспорте, в школе и на работе, то удручающая картина предстанет перед нами: тьма, опустившаяся на нас, – будто люди говорят на каком-то максимально упрощенном суррогате из четырех бранных слов во всех вариантах и нескольких междометий – заменителей огромного количества слов со всеми их стилистическими и смысловыми оттенками, – выражая с помощью этого примитива свой сознательный и подсознательный мир. Ведь доподлинно известно – как человек говорит, так он и думает, так он и видит все вокруг. И такой набор обиходных слов говорит о нерасчлененном, смутном, а значит, агрессивном сознании. Конечно, многие могли использовать эти слова в какой-то соответствующей ситуации как стилистически окрашенные. Это все равно плохо, но это не беда. Беда, когда кроме таких слов люди не пользуются никакими другими, потому что не знают их и не имеют необходимого словарного запаса для оформления своих мыслей.

 

Есть ли место в таком лексиконе красивым и добрым словам любовь, искренность (= «близость по месту пребывания и по духу», «из одного корня»), прощение, раскаяние, смирение, усердие, радость, Царство Божие и подобным? Вот где важен наставник и в лице родителя, и в лице учителя, и в лице государства, его отеческой заботы! И не один год сейчас надо объявлять «годом русского языка, а еще и следующий, и последующий, и послеследующий, чтобы хоть как-то укоренить в сознании эту поистине национальную идею в образе русского языка! Понятно, что наставник и сам должен хорошо и правильно говорить. Профессиональному учителю просто необходимо красиво – четко, внятно, не скороговоркой, без слов-паразитов, без акцента, с правильным ударением – говорить, чтобы заложить хорошее чувство языка, чтобы правильно формировать сознание ребенка, которое открыто всему. Каждый из нас может припомнить, как долго мы повторяем ошибки первых учителей и как прочно усваивается указанная ими и исправленная ошибка. Каждый педагог, особенно начальных классов, просто обязан обучиться сценической речи и русской фонетике, которые как предметы должны присутствовать в программе вуза, чтобы уметь правильно и красиво говорить по-русски. А то детей тщательно обучают фонетике иностранных языков, оставляя свою фонетику в небрежении.

Все мы сталкиваемся с тем, что, слушая любого правильно говорящего актера, воспринимаем его как образованного, положительного, правильно мыслящего  человека, и наоборот – какой-нибудь ученый муж, невразумительно бормочущий что-то, не воспринимается высокообразованным. Но его речь могут слушать, а могут и не слушать, тогда как речь педагога непременно будет не просто услышана, а прочно усвоена, и если она будет невнятна, груба и неправильна, то это и сформирует сознание человека на всю жизнь. И конечно же, педагог в начальных классах должен быть высоко образован – недопустимо присутствие случайных непрофессионалов! И тогда проникновение в тайну слова и любовь к слову будет совершенно обычным явлением, нормой, то есть учитель начальных классов становится основной фигурой в формировании национальной идеи, ее основы – русского языка.

Конечно, язык – живой организм и живет и развивается по своим законам, частотностью словоупотребления и использования синтаксических конструкций  определяя норму. Ученые описывают язык, а не меняют его. И по меняющемуся составу слов можно судить о процессах в языке и в сознании людей. Недопустимо, особенно на официальном уровне (в том числе в СМИ), издеваться над языком, придавая этому разрушительному способу форму иронии (неизвестно, правда, в связи с чем, и вопрос гоголевского персонажа «над кем смеетесь?» остается актуальным и сейчас). Нельзя модернизировать высказывание, нарушая хронологические и стилистические пласты, если это не художественный текст, а публицистика – это не художественное произведение. Так недавно по радио прозвучала фраза: «Иван Грозный проводил чистку спецслужб», - в общем-то безобразная, потому что она дезориентирует неподготовленного (а таких большинство) слушателя. А потом выслушиваешь на экзаменах, что Иван Грозный жил в XX-м веке! И это лишний раз подтверждает мысль об осторожности обращения с языком, о недопустимости непрофессионализма при общении с аудиторией, если, конечно, профессионализм не ограничивается только скоростью речи. Спасение не в том, чтобы запретить, как было при советской власти, а в том, чтобы научить всех различать такие ошибки и правильно их воспринимать: как стилистические нарушения, как неуместную игру слов и понятий. А чтобы разбираться во всем этом, слышать и видеть неправильности, надо иметь прочную языковую, а значит, и культурную базу. И в формировании этой базы незаменима роль учителя.

 

            Только учитель сможет при обучении чтению – а в школе это совпадает с формированием у ребенка в 7 лет образного мышления, а значит, и с возможностью духовного развития – разъяснять все словарные тонкости! И вот уже слова не живут неясной массой в голове, а открывают свои тайны, и прочно усваивается, что

·        в слове у-спех тот же корень, что и в лат. слове  spes,-ei – «ожидание, надежда»;

·         в слове пре-с-мык-ати-ся – значение корня «стягивать, скользить, юркнуть»=шмыгнуть расширяет семантическое поле слова;

·         «свидетель» восходит к ц.-слав. «с-вhдhт-ель»=со-знават-ель + вИдеть, и вот «свидетель» – это не только тот, кто знает, но и тот, кто видит, а значит «знать» и «видеть» почти одно и то же;

·         слово «съ-ездъ» – калька с латин. «con-gress» – родственно слову «съ-езж-а-ти-ся» (<*sezdj-…);

·        слово «раз-лад» калька с греч. «dus-harmon-ia», и тогда «лад» – это и строй, устройство;

·        кажущиеся, к сожалению, анахронизмами сложные слова с начальной частью благо- образный, -видный, -речивый, -душный, -творити – кальки с греч. eu\ = «хороший, добрый, благой», так пришлись на Руси, что первую часть меняли на светло- и свето- образный, -видный, -речивый, -душный, -творити, создавая огромное семантическое поле положительной лексики. СлРЯ XI-XVII вв. почти на 70 страницах знакомит нас с такими словами! ИЛЛЮСТРАЦИИ ПО СЛОВАРЮ.

 

Всё это учитель сможет рассказать при обучении, если он будет в состоянии это сделать, т.е. необходимо знание им предмета в широком современном и историческом аспекте, знание различных словарей, умение пользоваться словарями самому и возможность научить работе со словарем детей. Но для этого как минимум нужны эти самые словари. Сейчас уже в любом виде – печатном или электронном, – но словарь должен быть.

 

Как раз здесь и происходит соединение науки и педагогической практики. Академическая научная лексикография призвана собирать, классифицировать, идентифицировать и сохранять лексику для русского языка и его носителей. Двуязычные словари и словари иностранных – или заимствованных – слов очень важны для освоения современного словарного фонда. Словари заимствованных слов фиксируют и объясняют огромное количество иноязычной лексики, позволяя воспринимать ее отдельно, не в смешении с русским словарным фондом, что происходит в последних версиях «Толкового словаря русского языка» Ожегова–Шведовой. Словари русского языка существуют самые разные: исторические, обиходные, грамматические, выборочные и тезаурусы, этимологические, орфографические, словообразовательные, орфоэпические, идиоматические, авторские – посвященные творениям одного писателя, толковые и пр. Как пример особого толкового словаря с духовно-нравственным содержанием, который уже становится настольной книгой для учителя, можно привести «Симфонию по творениям святителя Тихона Задонского» схиархимандрита Иоанна (Маслова). Книга издана по инициативе и при финансовой поддержке Партии Народного Согласия тиражом 20 000 экз. Это много или мало?

 

Уместно затронуть проблему тиражей словарей и решить ее на государственном уровне. Необходимо, чтобы тиражи уникальных словарей превышали нынешние во много раз и не отставали бы от тиражей беллетристики, не говоря уже о тиражах низкопробной и вредной – темной, злой, агрессивной – макулатуры. Необходимо, чтобы  исторические словари русского языка – толковые и этимологические – лежали бы на столе в каждой семье, а не далеко не в каждой библиотеке, чтобы каждый человек мог при необходимости получить сведения о непонятном слове. Тиражи словарей при этом должны исчисляться не двумя-тремя тыс. экземпляров, а сотнями тысяч или миллионами в электронном виде, и это – при госконтроле, или госзаказе, или еще как-то. Государство должно поощрять эти издания, контролировать, защищая, а не превращать такие издания в коммерческие, так как это не та продукция, которая должна приносить прибыль. Словарь – это один из инструментов, которые реально формируют единомыслие народа. Поэтому словарей должно быть как можно больше. И когда положительная позиция государства будет в этом видна, тогда и отношение к русскому языку будет соответственно положительное, созидательное, а не разрушительное.

 

И тогда вопрос о введении/невведении изучения церковнославянского языка в школе решится сам собой. Учитель всегда сможет привлекать словари для работы и для объяснений, а ученик – для узнавания слов с целью расширения словарного запаса и обогащения своего представления о мире. Знать историю языка необходимо. И лучше это делать в начальной школе, знакомя детей с алфавитом, его возникновением у славян, существованием на Руси. Как известно, распространенные до октября 1917 года церковноприходские школы 4-хлетнего начального образования, где дети учились читать по Псалтыри, давали очень хорошие результаты. Чтобы заложить прочную филологическую базу, необходимо научить детей читать и по-церковнославянски, объясняя в доступной форме фонетические изменения в языке, определившие изменение написания слова, и тогда слово в своем словарном гнезде разрастется до величины знания и узнавания его в измененном виде. А это, в свою очередь, избавит от плоского и однозначного мышления.

 

Даже при начальном знакомстве с историей языка ученикам откроется, что «облако» происходит от «объвълкти, волочить», а «Чермное море» – это Красное море, «Торжок – трогати – исторгнуть» – слова одного корня; варианты «светити–свеча–освещение» возникли в результате палатализации – смягчения согласных, глагол «изгнати» в личных формах выглядел как «изженуть»; слово «свербливый» – это шепелявый; «привыкнуть» и «обычай» – слова одного корня; «врем#» – то же что и «вертун» от глагола «воротити».

Учитель может рассказать

о том, что «пчела» и «бык» происходят из одного слова «бучати» (В.В.Колесов. История русского языка в рассказах. СПб., 2005. С.92-93.) и выглядели как боук (от букати, то же в слове азбука) и бучела – бъчела – бчела, упростившееся по глухости -ч- в пчелу.

Или – интересную историю о словах сказка и резюме (Там же, с.90). Сказка в известном нам значении появилась поздно. В XVIII веке это слово означало «короткий рассказ, отчет, сжатый результат», да и у Н.В.Гоголя в «Мёртвых душах» собирались сведения по ревизским сказкам. Пожалуй, у А.С.Пушкина существуют уже оба значения сказки, что тонко обыгрывается им в «Ноэль» и в «Сказке о рыбаке и рыбке» и др. Но с экспансией французского языка в высших и особенно  средних слоях общества, где чиновники стремились выглядеть поумнее (с их т.зр.), стало распространяться слово резюме (краткое изложение сути чего-л., заключительный итог речи), которое и вытеснило сказку. Об этом можно узнать из Словаря В.И.Даля и Словаря языка А.С.Пушкина. А также и из самих произведений, которые по красоте языка несопоставимы с современной массовой макулатурой. (РАССКАЗАТЬ О ДАЛЕ – ПО ВРЕМЕНИ)

 

И в качестве резюме хотелось бы сказать еще об одной необходимости участия государства в деле спасения русского языка и его носителей. Речь идет о нетерпимости к плохому, бранному слову, которое, как известно, не воробей – вылетит, не поймаешь, а то, что напишешь пером – не вырубишь топором. Попустительство и непонятные  заигрывания некоторых филологов и горе-писателей с обсценной лексикой и объясняемое примитивизмом мышления и возрастной амбициозностью подростков и других людей пристрастие к этой лексике, позволяющей вести оживленную беседу только с помощью бранных слов, произнесение которых вообще не встречает никакого внутреннего препятствия, привело к тому, что сейчас мы только и слышим вокруг брань. Бранятся все – от детей до стариков, от «сапожников» до высокопоставленных чиновников, бранятся, абсолютно не смущаясь, не боясь ни осуждения, ни наказания, превращая язык и неизбежно свое мышление в помойку, в сплошной поток грубого примитивного сознания. Так нельзя! Необходимо на государственном уровне дать однозначную отрицательную оценку брани, запретить ее использование в общественных местах, ввести обязательное наказание за это: нарушители должны быть оштрафованы, даже если это и сами представители охраны порядка. Думаю, что толстосумы не так часты в повседневности, а, к примеру, тысяча рублей за оскорбление слуха граждан – сумма заметная для матершинников. Пусть лучше эти темные неразвитые люди помолчат – пространство будет чище. Искоренить брань как эмоционально окрашенную лексику очень трудно, но заставить молчать или выбирать эвфемические выражения своих эмоций, сузить сферу употребления брани до укромного частного разговора – можно. И нужно, чтобы спасти нынешних детей и будущее русской культуры. Иначе беда – примитивность и загрязненность сознания приведет к такому же способу решения проблем личных и общественных.

 

Что же делать педагогу в этом случае? Педагог должен формировать чувство внутреннего запрета на произнесение таких слов и нетерпимое – а не добродушно-веселое – отношение к их звучанию. Мы отлично обойдемся и без этих слов – русский язык позволяет выразить самые разнообразные оттенки чувства и мысли прекрасными словами.

 

Благодарю за внимание!

 

Hosted by uCoz