Елена Анатольевна Осокина
(Москва, ИРЯ им.
В.В. Виноградова РАН).
ДОКЛАД
Достоевский
vs. Пелевин: христианство и постхристианство,
человек
и постчеловек, гуманизм и трансгуманизм
Tempora mutantur, et nos
mutamur in illis.
«…и нет ничего
нового под солнцем» (Еккл. 1, 9)
Новое – это хорошо
забытое старое.
В заголовке нет пары «модернизм и
постмодернизм», потому что эта тема уже разрабатывалась мною в нескольких
статьях, где говорилось о постмодернизме как о фантомной, виртуальной, ветви
дихотомии «классика–модерн», «настоящее–будущее», «синхрония–диахрония»,
существующей скорее терминологически. Но с сотворения мира и со времени Адама
известно, что слово, называя, формирует реальность, а новое слово формирует
новую реальность. Нынешнее электронное освоение и описание авторского слова
расширяет возможности исследователя и пространство самого текста. Технологизация процесса признается и принимается и самим
ныне живущим автором, о чем он говорит в своих произведениях [Пелевин 2017: http].
Предваряя сопоставление
творчества двух писателей с полуторавековой разницей во времени, следует
сказать, что возникновение новой терминологии отражает формирование новой
реальности в сознании потребителей.
В
навязываемых лексических оппозициях приставки post-
и trans- придают, в данном случае, термину негативный смысл – это
то, чего нет:
– постмодернизм
«забирает» дефиниции прецедентного
классического текста, просто подменяя собой становящееся культурное
явление;
– термин
«постхристианство» отсылает к хилиазму и предполагает
отпадение от Христа и ослабление веры;
– термин
«постчеловек» предполагает «расчеловечивание»
и исчезновение человека как образа Божия;
– термин
«трансгуманизм» также отсылает в запредельное будущее
с надеждой на улучшение человека с помощью новых технологий; просто он запечатлен
в названии предпоследнего романа В. Пелевина, а так вполне мог бы выглядеть как
«постгуманизм».
Все эти
оппозиции – условные, как принято сейчас предварять различные номинации, но они
позволяют поговорить о творчестве двух писателей в диахроническом сближении.
То, что осмысление
феномена Пелевина в настоящем позволяет соотнести его творчество с феноменом
Достоевского в его настоящем, а для нас прошлом, открывается при чтении прозы
Пелевина. Автор захватывает читателя своим многословием и потоком сознания,
заполняя всё пространство текста, но при этом фиксирует внимание на нужных ему
маркерах, предуготавливая и формируя читательское восприятие. Так, всё
творчество В. Пелевина пронизано отсылками к Достоевскому, например:
– рассказ «Девятый сон
Веры Павловны» 1991 г. соотносится со «Сном смешного человека» 1877 г., отсылая
и к Чернышевскому, и к Достоевскому;
– ударно-десантная
дивизия «Братья Карамазовы» в рассказе «СССР Тайшоу Чжуань» 1991 г.;
– «маленькая трагедия
«Раскольников и Мармеладов»; фигура Раскольникова с топором; вечная достоевщина
(«О, чёрт бы взял эту вечную достоевщину [12, с. 163], преследующую русского
человека, и чёрт бы взял этого русского человека, который только её и видит
вокруг»); [Петр Пустота] «Тут была какая-то достоевщина <…> Вся достоевщина,
разумеется, была не в этом трупе
и не в этой двери с пулевой пробоиной, а во мне самом, в моём сознании,
поражённом метастазами чужого покаяния»;
сборничек «Стихи капитана Лебядкина»; «лицо старухи-процентщицы развоплощенной, но
по-прежнему живой»… – в романе «Чапаев и пустота» 1996 г. [13], где «пустота» –
фамилия Петра, метафора вечности и «всякая форма»;
– капитан КГБ Лебёдкин в романе «Числа» 2003 г.;
– «Опять Олсуфьев!!»
(Берендеев Олсуфий Иванович в повести «Двойник»), «за Петербургским домом Олсуфьева» («t»), и еще целая глава в романе 2009
года «t»,
где Достоевский как действующее лицо сражается с графом Т в контексте,
напоминающем компьютерную игру;
– «искусственный
интеллект Порфирий Петрович» – в романе «IPhuck 10» 2017 года … – и тому
подобное.
В программном –
относительно художественных и эстетических принципов – романе 2009 года «t»,
во второй части, происходит после дуэли диалог между графом Т и Достоевским,
где произносятся некоторые основополагающие и для творчества Пелевина принципы:
«все мы – это только текст»; «я начал создавать мир как текст», «мы создаем
себя сами и тем делаемся равновеликими демиургу», «всё и всех создает тот, кто
читает <…> Читатель необходим. Благодаря ему «Я есть» (Т); «Да, все по грехам нашим, – пробормотал вдруг
Достоевский, словно его коснулась напряженно работающая мысль Т. – Хоронишь
мертвецов, и сам не замечаешь, как становишься одним из них (парафраз строки
Евангелия от Мф 8, 22). А ведь было сказано, да… Впрочем,
кавалердавров не жаль. А молодые
мертвячки… Иной раз взгрустнешь – совсем, право же, мальчики. Может, им помочь
можно было? Вы как полагаете, граф?» [8, с. 54]
Пелевин мастерски владеет
созданием словесных ребусов: два мотылька Дима и Митя из «Жизни насекомых» 1993
года, что в совокупности составляет имя «Деметра» [4]; неологизм «кавалердавр» из романа
2009 года «t»,
где просматриваются вставленные одна в другую две части – «кадавр+валера», что является перифразом названия драмы Л.Н.
Толстого 1900 г. «Живой труп». Это оправдано описанием взаимодействия графа Т и
Достоевского в плане всего романа и в сцене дуэли между ними в романе 2009 г. «t».
При
чтении произведений Достоевского и Пелевина невозможно не заметить особый язык
прозы авторов. Он феноменален, потому что, во-первых, они говорят с
современными читателями на их языке, причем одинаково виртуозно в разных
языковых регистрах (у Пелевина), и поэтому
понятны всем; во-вторых, они словом создают свою действительность, вызывая у
читателей определенные ассоциации. Язык
произведений Пелевина является авангардным в нашу эпоху перемен, таким же
необычным был и художественный язык Достоевского для своего времени. [9, СЯД]
Вмещая в себя всю парадигму разных регистров, язык их художественных произведений
виртуозно и максимально точно отражал и отражает стиль эпохи. *Надо заметить, что русский авангард родился
из русской иконы, её изучения и актуализации.
У Достоевского
пространство прецедентного текста огромно, оно охватывает самые разные тексты. (Моя
статья «Прецедентность и беспрецедентность…»).
«Дневник писателя» позволяет ему говорить с читателями на самые злободневные и
обыденные темы, расширяя это пространство. У Пелевина нет обыденного общения с
читателями, он вообще скрыт, невидим, асоциален, и многие злободневные темы
вводит в художественные произведения, разбивая повествовательный дискурс
остроумными и часто безжалостными оценками повседневности. Намеками и многочисленными
аллюзиями, более или менее явными цитатами он как бы отпускает свой текст, убирает
себя-автора, но одновременно дает читателю возможность создавать свой текст, пространство
которого будет зависеть от широты читательского знания.
В. Пелевин в
современной литературе занимает особое место по объему текстов и их восприятию
– 20 романов, более 50 рассказов, 15 сборников (он входит в 1000 самых значимых
людей современной культуры), – его сложно понимать без
комментария и так же сложно прокомментировать все многочисленные явные и
скрытые цитаты, аллюзии и намёки, но в будущем
его произведения могут претендовать на место классических, более того – он
становится образцом уже в настоящем, соответствуя в этом феномену Ф.М.
Достоевского в его время. Оба являют собой «абсолютные
личности» [11, 249 (Лосев)], существующие над реальностью и всяким устроением, так как
они создают свой космос, своё устройство мира, правда следуя разным целям:
Достоевский – любви и спасению, Пелевин, подвергая всё сомнению и насмешке,
подводя к аннигиляции традиционные представления и ценности, возможно,
направляет к тем же целям «любви и спасения» через отрицание отрицания. Пока
невозможно сказать точно. Многочисленные произведения Пелевина не хаотичны –
они существуют в системе и объединены, как это ни удивительно, тоже библейской
матрицей. Это проявляется и в лексике, и в семантике, и в поэтике произведений.
Структурно они так же сложно устроены, как и гимнография в её
единстве и взаимообусловленности больших и малых форм – от тропарей до канона и
божественной службы. Номинально библейская
основа проявляется у Пелевина и в названии некоторых произведений, которые
маркируют и организуют весь круг текстов, соотнося с общеизвестным в ноумене
традиционного знания. Но это воспринимается вопреки, через отрицание отрицания
всеобщего знания, тем самым преодолевая нигилизм. Это свойство длящегося
творчества, обретающего статус веры в лучшее, до окончательного его завершения.
Библия, существовавшая как объединяющая «всех и вся» тысячу лет ноосфера,
уступает сейчас это место интернету, но, как это ни удивительно, продолжает и в
наше время быть у писателя конструктивным, организующим фактором, лексически,
содержательно, номинативно проявляя этот традиционный фон, о чем говорят многие
произведения, например: «Желтая стрела», «Числа», «Лампа Мафусаила, или Крайняя
битва чекистов с масонами», «Transhumanism Inc.» и др. Возможно, Пелевин показывает процесс замещения
одного другим. Но творческий путь не завершен, и неизвестно, к чему он приведет
автора, а автор – читателя.
Энциклопедизм Пелевина,
отличная память, необыкновенная продуктивность, – 20 романов, более 50 рассказов, 15 сборников – погружение в восточную культуру, знание языков, уединение,
пребывание на удалении, предположительно в Тайване, – всё это даёт возможность
ему формировать особую языковую и виртуальную реальность, разговаривать с
читателем на его языке и вовлекать его в эту сложно организованную вокруг
ЧЕЛОВЕКА систему, в которой воздействие на читателя – («высасывание души» – термин, заимствованный у Достоевского
из «Записок из Мертвого дома» 1860 г., где Достоевский говорит, что каторга
«высасывает жизненный сок из человека, его душу»)
– должно быть систематизировано и структурировано.
Современность и
обыденность у Пелевина и Достоевского при схожей новизне и конструктивности
разная. Достоевский, вовлекая читателя в соавторы при осмысленном чтении,
апеллирует к церковному календарю и годовому, недельному, суточному
богослужебному кругу [3, с. 343–349], отсылает к самым доступным и обиходным
высказываниям Евангелия-апракос и утреннего и вечернего правила. Современный
ему читатель, более или менее воцерковленный, без труда узнает эти аллюзии [10,
с. 330–523]. Достоевский говорит о
вечном, исходя из вечного, и поэтому он всегда актуален. Поток сознания, как
содержательный и стилистический принцип существует у него с самого начала его
творчества и до конца: и в «Бедных людях» в форме писем, и в «Двойнике», где
«человек раздвоен на самого себя и на свои тайные намерения» [12, с. 54], и в
«Записках из подполья», и в «Сне смешного человека», и в «Кроткой», и в
рассказе «Бобок», – все они объединены, мысленно или буквально, грядущим
образом Страшного суда. В своем великом пятикнижии Достоевский при создании
большой литературной формы, использует структуру божественной службы как
конструктивный принцип, объединяющий многообразную, поступательно
разворачивающуюся повседневность в вечно существующий, но никогда не
повторяющийся круг богослужения [3, с. 343–349]. Он использует литургическую
матрицу с ИИСУСОМ ХРИСТОМ в центре своей системы, увековечивая ЧЕЛОВЕКА. В этом
отличие его от Пелевина. Продолжая древнейшую традицию использовать Библию как
единую ноосферу, ноуменальный объединяющий фактор, сходный по функции с
интернетом в наше время, Достоевский делает свои произведения всемирным
достоянием. Это запредельный фактор, сверхтекстовой, охватывающий мировой ум и
дух.
О православной
христианской основе пятикнижия Достоевского сказано и проведено исследований
немало. Наличие её как объединяющего ноуменального и духовного фактора для пяти
романов понятно для знающих читателей, поэтому существующий исследовательский
материал мог быть использован в техническом задании читателем Пелевиным
«искусственному интеллекту», который способен подменять автора-творца – ту самую «абсолютную личность, являющуюся для спасения мира
со своим собственным именем и историей» [11, с. 249].
В
СССР работы в области искусственного интеллекта начались в 1960-х годах[6]. В Московском университете и Академии наук был
выполнен ряд пионерских исследований, возглавленных Вениамином Пушкиным и Д. А. Поспеловым.
С начала 1960-х М. Л. Цетлин с коллегами разрабатывали
вопросы, связанные с обучением конечных автоматов. В 1968 году вышла книга
советского философа Э. В. Ильенкова «Об идолах и
идеалах», в которой обосновывалась невозможность создания машины умнее человека[12].По
инициативе Г. С. Поспелова 10
сентября 1986 года при Президиуме АН СССР был создан Научный совет по проблеме
«Искусственный интеллект» (председателем совета стал Г. С. Поспелов,
его заместителями — Д. А. Поспелов и Э. В. Попов).
Позже этот совет сыграл важную роль в развитии исследований по искусственному
интеллекту в России и в целом в СССР.
В.
Пелевин учился в МЭИ, а его отец возглавлял кафедру в Бауманском
университете.
В целом, о Пелевине можно
сказать, что 1) автор пользуется известными принципами формирования и
структурирования информации; 2) автор оперирует огромным объемом так или иначе
цитируемых прецедентных текстов самых разнообразных сфер знаний и деятельности
человека, объемами, превышающими человеческие возможности; 3) автор не слишком
утруждает себя нравственными долженствованиями и ограничениями как в языке, так
и в описании разных жизненных сцен и принципов; 4) автор одинаково убедительно
владеет всеми регистрами языка, используя в том числе обсценную
лексику и идиоматику в её обыденном разговорном варианте, пошлом и вульгарном.
Исходя из современных реалий можно предположить, что Пелевин воспроизводит
результат работы «искусственного интеллекта» – и это не самый плохой вариант, –
или превратился сам в «искусственный интеллект» под воздействием новых
технологий, с каким-нибудь чипированием или зомбированием, что гораздо хуже и абсолютно фантастично. Как такое может
происходить? На какой платформе? О существовании искусственного интеллекта
известно давно [15], не только со времени введения в оборот ChatGPT 30 ноября 2022 года. И уже предпринята попытка анализа
рассказа Достоевского «Сон смешного человека», применяя методы нейронных сетей
[16].
Калабин А.Л. (Тверь)
Попытка анализа рассказа Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека», применяя
методы нейронных сетей // XXXVIII Международные
Старорусские чтения «Достоевский и современность». 23–26 мая 2023 года. Старая
Русса. (Доклад 25.05.2023, 17.25-17.50)
Если ранние произведения Пелевина
– особенно рассказы 90-х, которые часто имеют форму притчи (параболы) –
результат творческой работы автора-творца, то более крупные формы – романы – и
более поздние – XXI-го века – скорее соответствуют
продукту «искусственного интеллекта», испытавшему авторское редактирование
эмоциональных и принципиальных моментов, а также выведение нужных
концептуальных окончаний произведений, подправляя то, что было исполнено «машинально», как было сказано у А.С. Пушкина в главе четвертой строфе
17-ой «Евгения Онегина», тогда уже с намеком на «сближение» человека и машины.
Художественный текст, творчество
писателей, представляет бОльший интерес, чем бинарные
оппозиции в терминологии, к чему весьма уместны были бы слова Лизаветы Прокофьевны в конце романа Ф.М. Достоевского
«Идиот»: «довольно увлекаться-то, пора и
рассудку послужить. И всё это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, всё
это одна фантазия, и все мы, за
границей, одна фантазия…».
Его пространство у обоих авторов безгранично, но структурировано, что позволяет
оказывать психологическое воздействие на
читателя, вплоть до изменения сознания, что кого-то приводит к вере в Бога
через покаяние [17] цитата
из романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота»: [Петр Пустота] «Тут была какая-то достоевщина
<…> Вся достоевщина,
разумеется, была не в этом трупе
и не в этой двери с пулевой пробоиной, а во мне самом, в моём сознании, поражённом метастазами
чужого покаяния», а кого-то лишает
ложной опоры. Созданный ими мир, наделенный абсолютной свободой через Слово в
его полноте и многообразии, отделяется от личностей и выходит за пределы их
собственной судьбы, в «сверхноуменальное первоединство», превращаясь в вечную
актуальность.
ЛИТЕРАТУРА
2.
Караулов Ю.Н. Об «Идиоглоссарии Достоевского» // «Слово Достоевского 2014. Идиостиль и картина мира». Коллективная монография /
Российская академия наук. Ин-т русского языка им. В.В. Виноградова; под общей
редакцией Е.А. Осокиной. – Москва : ЛЕКСРУС, 2014. –
С. 107–114.
3.
Осокина Е.А. К вопросу о форме
«Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского: структура и содержание // «Слово
Достоевского 2014. Идиостиль и картина мира».
Коллективная монография / Российская академия наук. Ин-т русского языка им.
В.В. Виноградова; под общей редакцией Е.А. Осокиной. – Москва
: ЛЕКСРУС, 2014. – С. 343–349.
4.
Осокина Е.А. Некоторые особенности идиостиля Достоевского, Платонова, Пелевина:
степень объективности при описании и толковании текста // «ВОПРОСЫ
ПСИХОЛИНГВИСТИКИ»: №3 (45), 2020. – С. 96–110. https://iling-ran.ru/web/ru/news/200927vpl
5.
Осокина Е.А. Фигуры речи в
комментарии словарной статьи идиоглоссария
Достоевского // Материалы Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь.
Словесность: Литературный язык вчера и сегодня (к 300-летию со дня рождения М.В.
Ломоносова)». Санкт-Петербург, РГПУ им. А.И. Герцена. 16-17 ноября 2011 г. – СПб.: «САГА», 2012. – С. 95–101.
6.
Пелевин В.TRANSHUMANISM INC. – Москва : Эксмо, 2021. – 608 с. –
(Единственный и неповторимый. Виктор Пелевин).
7.
Пелевин В. Фокус-группа. – Москва : Эксмо, 2008. – С. 320.
8. Пелевин В.
«t»
https://knizh.ru/read57/54.html (дата обращения
02.04.2023)
9.
СЯД – Словарь языка Достоевского. Идиоглоссарий / Российская академия наук.
Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова; главный редактор чл.-корр. РАН Ю.Н.
Караулов. Г–З. – М. «АЗБУКОВНИК», 2010.
– 1067 с. – С. VIII–XVII.
10.
«Слово
Достоевского 2014. Идиостиль и картина мира».
Коллективная монография / Российская академия наук. Ин-т русского языка им.
В.В. Виноградова; под общей редакцией Е.А. Осокиной. – Москва
: ЛЕКСРУС, 2014.
11. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тясячелетнего развития: В 2-х
книгах. Кн. 1. – М.: Искусство, 1992. – 656с. – С. 249.
12.
Шкловский Виктор. ЗА и ПРОТИВ.
Заметки о Достоевском. М.: Советский писатель, 1957. – 260с. – С. 163.
«Достоевщина состоит в сознании
невозможности, неправильности существующего, в сознании каменной стены, стоящей
поперек дороги, ощущении идеала и в сознании невозможности его достичь. Идеалы
в большой мере остались прежними. Прежними остались и черты презрения к обычной
жизни, но содержанием жизни стало выстаивание перед
каменной стеной, это самоутоление собственным
несчастьем, анализ неправильности своего положения».
13. По
словам В. Пелевина «Чапаев и пустота» – первое произведение в мировой
литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». Электронный
ресурс https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B0%D0%BF%D0%B0%D0%B5%D0%B2_%D0%B8_%D0%9F%D1%83%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%82%D0%B0 (дата обращения
04.06.2023)
14. Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995. –
600с.
15. В СССР работы в области искусственного интеллекта начались в 1960-х годах[6]. В Московском университете и Академии наук был выполнен ряд пионерских исследований, возглавленных Вениамином Пушкиным и Д. А. Поспеловым. С начала 1960-х М. Л. Цетлин с коллегами разрабатывали вопросы, связанные с обучением конечных автоматов. В 1968 году вышла книга советского философа Э. В. Ильенкова «Об идолах и идеалах», в которой обосновывалась невозможность создания машины умнее человека[12].По инициативе Г. С. Поспелова 10 сентября 1986 года при Президиуме АН СССР был создан Научный совет по проблеме «Искусственный интеллект» (председателем совета стал Г. С. Поспелов, его заместителями — Д. А. Поспелов и Э. В. Попов). Позже этот совет сыграл важную роль в развитии исследований по искусственному интеллекту в России и в целом в СССР. Электронный ресурс https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B8%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%82#cite_note-Osipov-6 (дата обращения 24.05.2023)
16. Калабин А.Л. (Тверь) Попытка анализа рассказа Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека», применяя методы нейронных сетей // XXXVIII Международные Старорусские чтения «Достоевский и современность». 23–26 мая 2023 года. Старая Русса. (Доклад 25.05.2023, 17.25-17.50)
17. Интересна цитата из романа В. Пелевина «Чапаев и Пустота»: [Петр Пустота] «Тут была какая-то достоевщина <…> Вся достоевщина, разумеется, была не в этом трупе и не в этой двери с пулевой пробоиной, а во мне самом, в моём сознании, поражённом метастазами чужого покаяния».
МАТЕРИАЛЫ ИЗ ИНТЕРНЕТА
https://ruskline.ru/special_opinion/2014/07/postmodernistskaya_i_posthristianskaya_epoha_chto_zatem/
Так что же стоит за этими
понятиями? Если взять эти понятии в их самом точном значении, то это будет
означать «послемодернизм» и «послехристианство».
Проще – послесловие. Послесловие эпох. Получается послесловие, в одном случае
трёх-четырёх вековой истории, в другом - двухтысячелетней.
Эпоха модернизма, вторая половина
XIX века – первая половина ХХ века, – это настоящее детище эпохи Просвещения,
её идеологии, построенной на культе человека, способного благодаря
научно-техническому прогрессу стать счастливым и свободным. Казалось бы, время
с середины XIX века стала временем реализации идей Просвещения – наука делала
одно открытие за другим, а техника стала сыпать свои изобретения как из рога
изобилия. Но… Хотя сегодня фактически идёт реализация этого проекта, но она
идёт по инерции. Как бегущий человек не может остановиться сразу, а по инерции
пробегает ещё какое-то пространство, так и современная цивилизация по инерции
ещё прокатывает научно-технический прогресс. Но что после научно-технического
прогресса?
https://ruskline.ru/special_opinion/2014/07/postmodernistskaya_i_posthristianskaya_epoha_chto_zatem/
Зло разрушает любой образ. Образ
человека. Образ семьи. Образ общества. Но разрушьте образ человека и произойдёт
его расчеловечивание. Разрушьте образ семьи, заданный
человеку Богом, о чём сказано в Библии, и вы получите распад семьи. И сегодня
тёмная духовность модернизма, очевидным образом явлена в эпохе постмодернизма.
…
Но за разрушительным началом
постмодернизма стоит ещё более страшное зло – разрушение христианства. Западная
Европа по инерции доживает двухтысячелетнюю историю христианской цивилизации,
завершая глобальный проект дехристианизации.
…
В ХХ веке эти тёмные силы
проявились во всей своей полноте и во всём – от открытой деятельности
оккультных организаций и массового закрытия христианских храмов до однополых
браков. Об этом движении сегодня можно сказать: «По плодам их узнаете их» (Мф.
7:20).
Движение, отвергшее Бога, не только
вытеснило Его на периферию общественной и частной жизни, вытеснило из сознания
человека саму мысль о Боге, но и знание о душе человека. Души нет. А если нет
души, то нет и греха. Идёт привыкание к греху, который даже не воспринимается
как грех. И это самое страшное.
…
И это самый очевидный ответ – что
такое современная постхристианская цивилизация. Цивилизация, отвергшая Бога и
сделавшая ставку либо на жизнь без Бога, либо на служение тёмным силам, ничего
кроме зла ни себе, ни миру принести не может.
И вот теперь нам становится
понятным смысл и значение постхристианства. Видимо,
знаковой формулой культуры декаданса были слова: «Наступает ночь!».
Постмодернизм и постхристианство, могут сказать:
«Наступила ночь!». Европа погрузилась в ночь тёмной духовности. Вот смысл
современного христианского послесловия.
***
Постхристианство - это потеря
примата христианского мировоззрения в общественных делах, особенно в западном
мире, где христианство ранее процветало, в пользу альтернативных мировоззрений,
таких как секуляризм, национализм, экологизм, организованный атеизм; иногда воинствующий, а
также другие идеологии, такие как веганство или
этический веганство, которые больше не обязательно
коренятся в языке и предположениях христианства среди многих других идеологий.
Трансгуманизм-это философское
и интеллектуальное движение, которое выступает за улучшение состояния человека
путем разработки и распространения сложных технологий, способных
значительно увеличить продолжительность жизни, настроение и когнитивные
способности, а также предсказывает появление таких технологий в будущем.
Постгуманизм — это течение,
последователи которого сомневаются в представлении о человеке как венце
эволюции и стремятся понять, что вообще значит быть человеком в современном мире.
Ключевая идея постгуманизма — отказ
от антропоцентризма. В парадигме гуманизма — например, в
трудах античных философов Сократа, Аристотеля, Эпикура и других, а также в
работах Канта, — человек и его благо выступают в качестве высшей ценности.
Понятия
постгуманизма и трансгуманизма
часто смешиваются, поскольку обе этих концепции размышляют о будущем человека в
контексте всепроникающих технологий. Многие рассматривают их в качестве
синонимов, антонимов или частей друг друга. Объяснить разницу между этими
понятиями попробовали Р. Раниш и С. Согнер. Они считают, что трансгуманизм —
это высшая форма гуманизма, основанная на гиперболизированных идеях
Просвещения: культе разума, подчинении технологии, индивидуализме и победе над
смертью. Трансгуманисты рассматривают науку и технику
как инструменты для продления жизни и преодоления любого несовершенства
человека. Постгуманисты же более скептичны: они
не рассматривают технологии в качестве главного объекта интереса и считают, что
главная проблема человечества — не в биологическом несовершенстве, а в
эгоцентризме и зацикленности на самом себе.
Подробнее на РБК:
https://trends.rbc.ru/trends/education/617f08849a794729f4da0782
История
В герметическом учении разрабатывался образ совершенного человека, который постепенно должен был лишиться таких черт, как эмоции, старение и неведение. Подобная трансформация мыслилась как вмешательство Бога в награду за этичное поведение.
С популяризацией понятия эволюции в 1859 пришло понимание [источник не указан 1050 дней], что человек, возможно, не вершина развития живых существ, а промежуточное звено. Ницше так выразил эту мысль: как от обезьяны произошел человек, так из человека должен произойти сверхчеловек.
Человек эволюционирует значительно медленнее чем приспосабливает к своим расширяющимся и усложняющимся потребностям окружающую среду при помощи технологии. Однако трактуемое абстрактно-механически отношение человека, понимаемого как животное, и природы сформировало обезличенный образ киборга, измеряемый не только и не столько протезами, искусственной кожей и металлическим каркасом, сколько программируемостью и заменяемостью. Подобная, лишенная социального содержания понятия «человек» проекция киборга — получила название «постчеловек». Первоначально термин введен трансгуманистами в 1999 и воспринимался в западной массовой культуре позитивно.
Критика
Политолог Фрэнсис Фукуяма
(«Наше постчеловеческое
будущее: Последствия биотехнологической
революции») предположил, что постчеловеческое
общество будет несвободным и конфликтным. Некоторые консервативно настроенные футурологи считают, что приход постчеловека окончательно подорвет семейные отношения, половую дифференциацию. Представители общественных наук, стоящие на критических позициях к господствующему капиталистическому строю и порождаемому в буржуазной культуре представлению о человеке как животном или машине (традиция, идущая от Р.Декарта и Ж.Ламетри до Н.Винера и Р.Докинза), считают образ «постчеловека» наиболее полным выражением данного представления (Ильенков Э. В. Об идолах и идеалах. М.; Политиздат, 1968). Реальные основания для появления образов «постчеловека» и «постчеловеческого общества» лежат, согласно их позиции, в соответствующих условиях жизни и развития обыкновенных людей в современном капитализме. Условиях, понимаемых создателями данных образов, как вечные.
·
Фрэнсис Фукуяма «Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции», 2002.
·
Брюс Стерлинг «Схизматрица», 1985.
·
Вентурини, Серж, 2007.